Экономика для всех роберт хейлбронер книгу

Я не готов взять на себя ответственность за все причиненные им страдания, но был чрезвычайно рад слышать от многих экономистов, что именно моя книга впервые возбудила в них интерес к предмету их нынешнего увлечения. Новое издание отличается от всех предыдущих по двум параметрам.

О возможных вариантах подобных изменений мы поговорим в заключительной части книги, о чем я здесь упоминаю вовсе не для того, чтобы разжечь интерес читателя. Дело в том, что лишь в конце пути, иными словами, сегодня, эти изменения оказывают существенное влияния на предмет и значение экономической мысли как таковой.

Уже заглянувший в оглавление читатель мог с недоумением обнаружить, что завершающая глава называется так: Вопросительный знак указывает на то, что речь не идет о мрачном прогнозе, но также и гарантирует, что изменений в характере предмета нашего изучения не избежать.

Но не будем забегать вперед. Позвольте мне напоследок поблагодарить моих читателей, в особенности студентов и преподавателей, которые изучали книгу настолько вдумчиво, что прислали множество писем с дополнениями и исправлениями, а также с выражением поддержки или несогласия. И то и другое для меня одинаково ценно. Я надеюсь, что "Философы от мира сего" продолжат служить билетом в захватывающий мир экономики для тех, кто впоследствии станет издавать книги или ловить лобстеров, а также для отдельных храбрецов, которые отважатся вступить в ряды экономистов.

Сразу по окончании следующего занятия я поспешил поведать профессору Лоу о своем решении: Лоу - типичный представитель породы настоящих немецких ученых - пришел в ужас. Но я-то был абсолютно убежден, что на самом деле очень даже смогу - как я уже писал в другом месте, это чувство было удивительным порождением той смеси самоуверенности и самообмана, что является отличительным признаком аспирантов.

Один слыл убежденным защитником прав женщин; другой утверждал, что женщины очевидно неполноценны в сравнении с мужчинами. Один считал, что "джентльмены" были всего лишь варварами, надевшими маски, в то время как другой полагал, что любой, не являющийся джентльменом, - дикарь.

Дело в том, что владеющий умами людей обладает властью большей, чем ее способен дать меч или скипетр: Мало кто из них пошевелил ради этого хоть пальцем; в основном они были учеными и работали тихо и неприметно, вряд ли интересуясь мнением окружающих о себе.

Теории великих экономистов потрясали мир - а их ошибки оказывались для него гибельными. Идеи экономистов и политических мыслителей - и когда они правы, и когда ошибаются - имеют гораздо большее значение, чем принято думать, - писал лорд Кейнс, сам великий экономист.

Эта книга посвящена горстке людей, слава которых странного рода. С точки зрения школьных учебников истории, они были никем: Часть из них достигла определенной известности, но никто не стал национальным героем; некоторые подвергались открытым нападкам, но ни один не считался врагом государства. И все же то, чем они занимались, зачастую оказывалось важнее для истории, чем деяния гревшихся в лучах славы государственных деятелей, потрясало мир сильнее, чем переходы огромных армий через границы, приносило больше благ и несчастий, чем королевские указы и законы.

Люди практики, которые считают себя совершенно не подверженными интеллектуальным влияниям, обычно являются рабами какого-нибудь экономиста прошлого. Безумцы, стоящие у власти, которые слышат голоса с неба, извлекают свои сумасбродные идеи из творений какого-нибудь академического писаки, сочинявшего несколько лет назад.

Надо отдать должное этому великому человеку он оставался моим самым благожелательным критиком вплоть до самого конца - а умер он в года - завершив чтение, он сказал: Когда книга была уже готова, возникла необходимость как-то ее назвать. Я прекрасно понимал, что слово "экономика" на обложке сразу отпугнет потенциальных покупателей, и отчаянно перебирал альтернативные варианты. Пока я мучился сомнениями, состоялся второй судьбоносный обед, на этот раз с Фредериком Льюисом Алленом.

По меньшей мере трое сколотили себе состояние, но еще больше было таких, кто так и не смог овладеть элементарной экономикой собственных расходов. Двое были знаменитыми предпринимателями, один не сумел подняться выше коммивояжера, а другой позволил своему богатству утечь сквозь пальцы. Взгляды этих людей на окружающий мир различались чуть ли не сильнее, чем общественное положение - более пеструю группу мыслителей надо еще поискать.

На страницах "Философов" великие теории соседствуют с описанием причудливых выходок их авторов; казавшиеся персонажами исторических трудов фигуры обретают свои неповторимые очертания. Вечно рассеянный Адам Смит и ворчливый Карл Маркс, блистательные Давид Рикардо и Джон Мейнард Кейнс изменили наш мир, и рассказ о них вряд ли оставит равнодушными как студентов, так и тех, кто всю жизнь хотел узнать об экономике побольше, но боялся заглянуть в толстенные, напичканные формулами тома.

Я не буду пускаться в обсуждение нового взгляда на эволюцию философии от мира сего непосредственно в предисловии - точно так же автор детективов не объявляет имя убийцы на первых страницах книги. По ходу нашего рассказа речь не один раз будет заходить о роли мировоззрения отдельных людей, но только добравшись до последней главы, мы сможем как следует обсудить актуальность такого подхода для нашего времени. В связи с чем я хотел бы сделать последнее замечание.

В начале х годов я учился в аспирантуре и зарабатывал на жизнь публикациями в различных изданиях, причем при необходимости или удобном случае отходил от экономической тематики.

Но, как это ни странно, о них самих мы знаем очень мало. Казалось бы, в мире, постоянно сотрясаемом экономическими неурядицами, то с волнением, то с интересом обсуждающем экономические вопросы, великие экономисты должны быть известны не менее, чем, скажем, великие философы или государственные деятели. На самом деле они кажутся всего лишь тенями из прошлого, а так волновавшие их темы, некогда вызывавшие бурное обсуждение, сегодня удостаиваются лишь сдержанного благоговения. Говорят, что экономика, вне всяких сомнений, наука важная, но сложная и не слишком увлекательная, так что пусть лучше ею занимаются те, кто чувствует себя как дома в малодоступных сферах мысли.

Издатели были довольны куда меньше моего и уже после того, как книга, к их вящему изумлению, начала хорошо расходиться, предложили переименовать ее в "Великих экономистов". К счастью, название осталось прежним. Вероятно, ими двигали сомнения в способности покупателей переварить слова "от мира сего" действительно, в тысячах студенческих работ это выражение было так или иначе искажено.

Я уверен, что сила корыстных интересов значительно преувеличивается по сравнению с постепенным усилением влияния идей [1]. Что и говорить, не все экономисты были титанами мысли. Тысячи оставили после себя тексты, зачастую бывшие памятниками скуке; многие исследовали мало значимые мелочи с рвением средневековых ученых. И если сегодня экономике недостает блеска, если экономисты уже не ощущают себя участниками увлекательного приключения, то винить можно лишь их самих.

Перед вами седьмое издание книги, впервые вышедшей в свет в году. Получается, что сегодня "Философы от мира сего" гораздо старше, чем был я сам во время работы над текстом. Учитывая совершенно удивительную живучесть этой авантюры, предпринятой еще в годы моего студенчества, я позволю себе кратко изложить историю появления книги на свет, после чего перейду к важным изменениям, сделанным специально для этого новейшего и, надо думать, последнего переиздания.

Подобное мнение ужасно далеко от истины. Человек, думающий, будто изучение экономики - удел профессоров, забывает, что именно она посылала людей на баррикады. Тот, кто заглянул в учебник и решил, что экономика скучна, напоминает человека, прочитавшего введение в логистику и заключившего, что война - унылый предмет для изучения.

По-настоящему выдающиеся экономисты не были учеными педантами. Предметом своего изучения они считали целый мир и пытались уловить самые разные его настроения, рисуя его злым, отчаянным, надеющимся. Превращение их еретических мнений в образец здравого смысла вкупе с их же обличением "здравого смысла" как набора предрассудков были важнейшими элементами при строительстве интеллектуального здания современной жизни. Более необычную группу, участники которой меньше походили бы на тех, кому суждено изменить мир, трудно себе представить.

Находя время между написанием текстов для разных журналов и учебой, я произвел на свет первые три главы и не без опаски показал их профессору Лоу.

Аллен был главным редактором журнала "Харперз", с которым я регулярно сотрудничал, и его необыкновенную доброту по отношению ко мне вкупе с желанием помочь я никогда не забуду. Я мимоходом упомянул о своих трудностях и добавил, что думаю, не назвать ли книгу "Философы денег", хотя и чувствую, что "деньги" - не совсем то, что надо.

Нет, экономисты вели исследование, увлекательнее - и опаснее - которого мир вряд ли видел. Идеи, с которыми они имели дело, в отличие от идей великих философов, играли заметную роль в нашей повседневной жизни; казавшиеся им нужными эксперименты, не могли быть проведены в тиши лаборатории.

Наконец, несколько лет назад я утвердился во мнении, что таким связующим звеном должна стать смена концепций, или "видений", лежавших в основе анализа великими умами прошлого функционирования нашего общества. В середине XX века похожая идея занимала воображение Йозефа Шумпетера, одного из самых изобретательных философов от мира сего. До недавних пор я даже не задумывался о подобном подходе к предмету. Возможно, тот факт, что сам Шумпетер по той или иной причине не использовал свою находку при исследовании истории экономической мысли, может служить оправданием и мне.

Один или двое написали бестселлеры, которыми зачитывались даже в отдаленных уголках Азии, а кое - кому приходилось платить, чтобы их малопонятные работы, обращенные к строго ограниченной аудитории, были опубликованы. Несколько человек писали так, что сердца миллионов по всему миру бились быстрее, проза других - не менее значимых для хода истории - лишь затуманивала мозги. Итак, объединяли их не личные свойства, не схожие карьеры, не предубеждения и даже не идеи.

Когда несколько лет назад скончался Роберт Хайлбронер, некрологи сообщали о смерти известного американского экономиста и социолога. Но миллионы благодарных читателей по всему миру знали его прежде всего как автора "Философов от мира сего" - удивительного повествования о судьбах и идеях титанов экономической мысли. Удивительного еще и потому, что общий тираж книги Хайлбронера составил несколько миллионов экземпляров, наглядно опровергнув миф о том, что экономика является мрачной и неинтересной наукой.

Тот, кто был очень богат, настаивал на уничтожении богатых как класса; другой - довольно бедный - осуждал благотворительность. Некоторые из них говорили, что наш мир, несмотря на все его недостатки, - лучший из всех возможных; другие посвятили свою жизнь доказательству обратного. Все они писали книги, но библиотека из них получилась бы весьма необычная.

Среди них были философ и сумасшедший, священнослужитель и брокер, революционер и аристократ, эстет, скептик и бродяга. Они принадлежали к разным народам, занимали разные общественные положения, обладали непохожими характерами. Некоторые из них были интереснейшими людьми, другие - занудами; одни обладали редким обаянием, а кого-то с трудом можно было выносить.

Из-за них погибали целые империи и уничтожались континенты; они то обрушивали, то собственными силами поддерживали политические режимы; по их велению класс восставал против класса, народ - против народа; и все происходило не вследствие коварности их планов, но из-за потрясающей силы их идей. Кем были эти люди? Мы называем их Великими Экономистами.

А может быть, они предвидели трудности вроде той, о которой я узнал лишь много лет спустя. Зашедший в книжную лавку своего колледжа студент желал найти одну книгу. Имя автора вылетело из головы молодого человека, но, если память ему не изменяет, она называлась "Лобстеры от моря сего". Прошли годы, и тираж "Философов от мира сего" превысил самые смелые ожидания. Утверждается, что книга заставила тысячи ни о чем не подозревавших жертв выбрать для изучения курс экономики.

Во-первых, как и раньше, свежий взгляд на собственный текст позволил мне отловить ошибки, неизбежно возникающие на стадии рукописи или ставшие очевидными в результате недавних исследований в данной области. Я также воспользовался шансом изменить расстановку акцентов с тем, чтобы отразить развитие моих взглядов на те или иные вопросы.

Ни одно из моих предложений не было выдающимся. Когда принесли салат, я понял: Но Варнса было не так-то просто сбить с толку. В ответ на его вопрос о занятиях в Новой школе социальных исследований я начал взахлеб описывать работу замечательного семинара под руководством неподражаемого Адольфа Лоу, о котором читатель узнает в дальнейшем подробнее. Так я нашел свой предмет - это стало ясно нам обоим раньше, чем официанты успели принести десерт.

Сами по себе эти изменения довольно несущественны и, скорее всего, будут замечены лишь специалистами. Их значение не настолько велико, чтобы потребовать нового издания. А вот другое изменение очень и очень важно. В течение долгого времени я размышлял над тем, не вредит ли моей книге отсутствие сквозной темы, нельзя ли связать отдельные главы более убедительным образом, опираясь не только на хронологическую последовательность появления замечательных людей и их интересных идей.